Арт-завод Доренберг

⠀

Смотрите, какая ситуация. Территория, которая называется сегодня Арт-завод «Доренберг», находится в собственности моего отца года с 2002-го. Я со своей стороны занимался бизнесом, — ресторанным, разным… И вообще занимался им в Краснодаре. Потом уже, когда начали реализовывать проект в Иркутске, я из Краснодара вернулся обратно сюда. Как все сложилось: я путешествовал, заехал в Москву, побывал на «Флаконе», погулял там и понял: а чем, вообще, моя территория отличается от «Флакона», кроме того, что у них есть граффити на стенах?

После этого я приехал в Иркутск, а это как раз был год 2015 или 2016, то есть, разгар кризиса. Как это объяснить лучше… В общем, концепция «промки» — она в этот период начала проваливаться. Всевозможные арендаторы, торгующие краской, запчастями, авторазборки начали уходить с рынка. И у нас конкретно «посыпалась» аренда. Нормально упала, я уже цифры сейчас не помню точные, но очень существенно. И я предположил, что концепция креативного кластера для Иркутска будет, во-первых, новой, а во-вторых, это будет уже абсолютно другой бизнес, с другим статусом и весом. Этот бизнес может стать градообразующим предприятием, скажем, развивающим вообще город и регион.

Мы запросили у банка инвестиций, получили их. Свои инвестиции у нас тоже были, но не много — 15−20 миллионов, и у банка мы, в итоге, взяли сорок. И полностью переделали всю «промку». Честно говоря, до сих пор переделываем, у нас еще очень много работы. Только-только завершаем офисы. Уже в таком стиле, который нравится, скажем так, новым предпринимателям.

⠀

Знаете, у нас, к сожалению, территория — это бывший пивоваренный завод. Ему, соответственно, не 200 лет, а лет 100. И нам не повезло с шестиметровыми потолками и огромными окнами. Наши постройки больше отвечают стандартам советского периода. Поэтому такого лофта, как в Москве и Питере, например, как в «Ткачах» или в «Севкабеле», у нас не получается, но мы все-же стремимся. Всевозможный гипсокартон мы оторвали, старый ужасный ремонт двухтысячных годов мы оторвали и приводим уже либо в современный вид, красивый — с дорогой плиткой, нормальными туалетами, — либо в максимально, такой прикольный, «раздолбанный», когда все чистенько, гладенько, но чтобы люди приходили и могли повесить… не знаю, сами пусть придумают.

То есть, у нас на сегодня есть офисы, вообще, от самого стандартного, похожего прямо на класс Б: красивые потолки, нормальные белые стены, хорошая электрика, хороший ламинат на полу. А есть варианты офисов с бетонными стенами, кирпичами, полами из фанеры. И электрика, естественно, вся наружная, в черных гофрах, более лофтовая.

⠀

У меня мнение по Краснодару сформировано абсолютно. Во-первых, там действительно не хватает креативных пространств. Во-вторых, там нет вообще ни одной истории управляемой. То есть всё: «ЗИП», «Типография», — это всё растет само по себе. Администрация к этому не имеет никакого отношения. Там нет понимания креативного класса и какой-то инфраструктуры для него. Просто Краснодару повезло, что люди там ближе к Москве, там тепло, там в массе населения креативный класс занимает большую долю, что подтверждает шикарная ресторанная культура, отличный уровень сервиса. То есть, я считаю, что HoReCa развита в Краснодаре даже лучше, чем в Москве, на самом-то деле. Мы считали в свое время — конкуренция в Краснодаре и в Иркутске в ресторанном бизнесе на душу населения выше, чем в Москве, по сути. Если именно в цифрах считать. Что касается креативного кластера самого: на сегодняшний день есть в Ростове проект, называется С52. И он сейчас выходит в Краснодар. Там проект называется «Колос». Интересный проект, привлекает инвестиции. Я так понял, что у них денег тоже не хватает, но я думаю, что это будет настоящая первая управляемая история в Краснодаре.

⠀

⠀

Во-первых, неудобно с ними (вообще с Москвой) работать в силу пятичасовой разницы во времени. Нам стало некомфортно. Это одна из причин. Вторая причина — реальное расхождение видения. Я писал в прошлой статье, что они говорят, условно: «Здесь должен быть шоу-рум», а мы говорим: «Здесь должен быть ресторан». Это, конечно, утрированно, но суть примерно передает. Третье — мы на самом деле до конца не договорились по деньгам. Когда мы покупали франшизу «Флакона», я хотел этот проект сделать ближе к инвестиционному, чтобы им занимались москвичи. Полностью. Менеджментом, то есть, — полностью управлением всем объектом. Я не планировал переезжать в Иркутск. Я жил в Краснодаре в тот момент. Проработав полгода, разработав концепцию, исследовав рынок и начав проект уже ревитализировать и полностью переделывать, мы столкнулись с кучей подводных камней, вызванных тем, что мы у «Флакона» были третьи за всю историю франшизы. То есть на нас, в том числе, обкатывали модель.

И мы пришли совместно к решению расстаться. Мы с ними абсолютно хорошо общаемся, я звоню Яну Ярмощуку, спокойно звоню Мише Егошину — они мне подсказывают, помогают решить какие-то вопросы, которые я, может, еще не понимаю. Но суть в том, что они отказались от управления объектом. Соответственно, почему мы с ними и расстались.

У нас был спор — они предлагали мне консалтинг, который завязывал меня на условия трехлетнего договора, из которого я не могу выйти. Поэтому мы целый год пытались согласовывать разные пункты, подпункты и пришли к тому, что, в общем, нет смысла нам работать, потому что я уже научился за этот год сам всему. А их договор нацелен на что? Они ничего не скрывают, они честно говорят: «Ребята, у нас договор вот такой долгий, и мы хотим вот столько зарабатывать. Почему он с эксклюзивом, почему он такой жесткий? Через год работы с нами вы сами все понимаете, мы вам не нужны». Они это не скрывают, абсолютно честно об этом говорят. Так и случилось. Пока мы с ними год согласовывали договор, я понял, что нам уже больше вместе нечего и делать. То есть, всему, что они умеют, я уже научился параллельно с ними.

⠀

На сегодняшний день ситуация следующая: мы не можем назвать себя гениями, профессионалами рынка: в маркетинге, в пиаре, в позиционировании. То есть, мы по-прежнему учимся. Но мы постоянно работаем в этих направлениях, привлекаем внешних специалистов по пиару, по стратегическому маркетингу, по планированию, по оказанию услуг. У нас маркетологи на работе, штатные, не задерживаются больше, чем на полгода. На нас уже смотрят косо в городе: «вы пережевываете и выбрасываете».

Если говорить об отношении, то… В каждом городе есть, так называемая, креативная тусовка. Так вот, нас в ней не любят, потому что я для нее не местный. Они все росли-развивались в Иркутске, а я в это время жил в Краснодаре. Я сюда приехал и, конечно, оказалось, что у меня свои правила, свое видение рынка, ситуации. А главное, сразу такой серьезный объект… Раньше все, грубо говоря, по подвалам слушали стихи, а мы приехали — сделали ремонт, открыли самую крутую ивент-площадку в Иркутске, самую большую. Поэтому, конечно, отношение к нам двойственное — нас и любят и не любят. Но равнодушных, я особо не вижу среди тех, кто нас знает.

Я думаю, что до какой-то супер-узнаваемости, даже в рамках Иркутска, нам еще работать и работать. Нас знают только какие-то определенные слои населения. Допустим, у нас часто проходят концерты. Рэп-концерты, в частности. Через пару недель, например, «Каста» выступает. Соответственно, нас знают люди, которые ходят на концерты. Нас знают люди, которые ходят в бары, ночные заведения. То есть, какие-то определенные тусовки. Но мы видим нашу задачу в том, чтобы нас знал весь Иркутск — как минимум.

⠀

Наверное, основной инструмент — это мероприятия. Допустим, у нас проходит фестиваль крафтового пива. В прошлом году он собрал порядка пяти тысяч человек на нашей территории. Есть ежегодная предновогодняя ярмарка. Мы проводили ее зимой, собрали тоже порядка пяти тысяч человек. И таким образом нас узнают горожане. Можно, пожалуй, сказать, что с нами уже и город — городские власти — считаются. У нас есть благодарности от мэра, нам звонят из администрации. У них есть отдел, занимающийся мероприятиями, они нам звонят, консультируются, о какой-то помощи спрашивают: помочь провести День района, еще что-нибудь подобное.

⠀

⠀

Приживаются, в целом. Изначально, три года назад, идея была в создании стандартного креативного кластера со всеми его атрибутами: деревянными очками, хипстерами, кофе, маки и прочее. Но за три года мы поняли самое важное: в Иркутске, креативного класса как такового с деньгами вообще нет — абсолютно. Если в Ростове, в Краснодаре, в Москве есть люди, которых можно отнести к креативному классу, но при этом у них есть доход, есть деньги, условно, на 6 чашек кофе в день (а это не дешево, это почти тысяча рублей в день на кофе), то в Иркутске этих людей нет. Мы горя хапнули, на самом деле, когда набрали пул арендаторов креативного класса — это были швеи, художники, различные мастера. Люди-то классные, но у них дебиторка у каждого тысяч по пятьдесят за офис при аренде тысяч в семь.

У нас есть хороший опыт работы с арендаторами еще из девяностых годов, из двухтысячных, но мы пошли в абсолютно другую историю. Мы не стали их какими-то судами догонять, не стали им двери заваривать — мы всех их просто отпустили домой с хорошим настроением и по-новому подошли к вопросу поиска арендаторов. Теперь мы набираем предпринимателей с креативным подходом к бизнесу. То есть, человек может даже заниматься, я не знаю… У нас есть арендатор, у него компания по травле тараканов, мышей — дератизация, — но офигенный инстаграм, они сами прикольные. Они так весело снимают, как они травят мышей, что аж охота с ними вместе погулять.

Это про качество арендаторов. А про художников — у нас на сегодня есть одно здание, которое мы оставили с самой дешевой арендой. Наша средняя аренда — 750 рублей за квадрат, а в том здании аренда — 400−500 за квадрат. И в него мы заселяем только креативный класс. Там у нас швеи, мастера, художники. Мы им отдали одно здание, они потихонечку живут-развиваются, мы их не трогаем, они потихонечку дебиторят… Вот. Так и так сделали. Как там у индейцев территории называются специальные, где они живут?.. А! Резервации!

⠀

А что это?

⠀

У меня есть резиденты, которые называются «Градостроительная школа». Вот они у меня знают все про ревалоризацию, про архитектуру. Уверен, что и про «Иркутские кварталы» тоже. Когда что-то касается нас, где мы должны поучаствовать, помочь, как-то поговорить на круглом столе, они нам сообщают, приглашают. Они у нас самая крупная компания на сегодня, — архитекторы и дизайнеры. И кроме того, они отчасти и проводник в мир для нас.

⠀

Две должности, которые меняются постоянно, это ивент-менеджер и маркетолог.

⠀

Вы знаете, нас очень отличает от «Флакона» такая штука: у «Флакона» маркетологов, по-моему, человек двадцать, — настоящий отдел маркетинга. В Иркутске, с нашей стоимостью аренды и маржинальностью, мы не можем себе позволить двадцать маркетологов. У меня весь штат — пять человек. То есть, у меня директор, два бухгалтера, маркетолог и продажник. И я. И мы, в принципе, вместе всё делаем. На сегодня утвердились сильно — прямо хорошо: продажник — классная девчонка, директор — тоже классная девчонка, и два бухгалтера. Вся команда — одни девочки, на самом деле.

⠀

⠀

Реконструировано уже на самом деле процентов 65−70.

⠀

10 тысяч.

⠀

Шесть-семь, так.

⠀

Я думаю, что еще года два мы будем ковыряться с ремонтом. В основном это отделки. То есть, по наружке мне осталось, буквально… Я хочу лавочки, схему движения машин, пешеходные дорожки, подсветки и деревья.

⠀

У меня есть идея в принципе реализовать проект — музей граффити. Это больше для туристов, но и для горожан, — чтобы с культурой, скажем так, изобразительного искусства, уличного искусства, можно было знакомить людей. Потому что обычное население, а это процентов 90 людей, убеждены, что граффити — это просто какой-то вандализм. А хотелось бы показать, насколько интересным и художественно нагруженным это может быть.