Мы задались вопросом о том, как именно различные партии-участники Нантского проекта выстроили политические и профессиональные отношения с городскими элитами Бильбао, способствуя тем самым распространению городских моделей. Именно эти ссылки на Бильбао и его городские преобразования в значительной степени стимулировали фантазии Нанта достигнуть международного признания — стать городом, способным выделиться из ряда прочих. Однако позднее комментарии о «синдроме Бильбао» привели к выбору чиновниками и планировщиками иного пути — было решено дистанцироваться от этого проекта и типа градостроительства, уже ставших предметом критики.

В стороне от предвыборной полемики возникает вопрос о политическом видении и символике, испытавших на себе огромное влияние модели Бильбао в проблемах разработки и осуществления городской политики.

Десять лет спустя, в 2008 году ключевым вопросом Нантской избирательной кампании стала роль культуры в проектах городского восстановления. В частности, обсуждался выбор тогдашней муниципальной команды не брать на себя обязательства по строительству флагманского объекта на Иль-де-Нант. Софи Жозан, кандидат в мэры от UMP (правоцентристской партии), заявила в противовес выбранным культурным и архитектурным вариантам: «нам нужен Гуггенхайм на Иль-де-Нант!» И это именно в то время, когда «городское планирование в стиле Нанта» объявлялось образцовым среди профессиональных культур планирования². Этот тип планирования отдавал приоритет развитию общественных пространств и их многогранному использованию, а не только лишь одному архитектурно выдающемуся «знаковому зданию».

Среди прочих событий истории Нанта именно окончательное закрытие верфей Дюбижон в 1987 году положило начало планированию и последующему созданию крупного проекта культурно-делового центра. Он расположился на участке площадью около 330 га на острове, зажатом между двумя ветвями Луары, в самом центре города. Однако по настоящему проект Иль-де-Нант стартовал лишь тогда, когда в 1998 году городской совет объявил о начале реализации marché de définition (публичного контракта на определение параметров будущего проекта). Также проект стал следствием начавшейся в 1989 году консолидации городского правительства вокруг одной ключевой фигуры. ЖанМарк Эйро, «мэр-подрядчик», тогда возглавлял местную руководящую группу¹.

2 Nantes, petite et grande fabrique urbaine. Ed. L. Devisme. Marseille : Parenthèses, 2009.

1 Smith, A. and Sorbets, C. Le Leadership politique et les territoires. Les cadres d’analyse en débat. Rennes : Presses universitaires de Rennes, 2003.

Для Нанта, как и для многих других городов в 1990-е годы, Бильбао стал моделью, в которой диалог между городом и портом строился вокруг сочетания экономики и культуры⁶. «В будущем ни один город не будет иметь экономического значения, не будучи также культурно выдающимся», — заявил Ибон Арезо, первый заместитель мэра Бильбао, ответственный за объекты и городское планирование⁷. Налицо оказались впечатляющие доходы и количество посетителей, сгенерированные музеем Гуггенхайма и перетекающие в другие культурные учреждения города вследствие более длительного пребывания туристов и развития прогулочных круизов в Бильбао. Градостроители и девелоперы убедились в экономической выгоде — прежде всего с точки зрения туризма — крупного культурного объекта в сочетании со знаковой архитектурой. Успех музеев как флагманских элементов этих крупных операций подтверждает переход управления музеями из рук кураторов в руки предпринимателей. Это особенно ярко свидетельствует об инструментализации культуры в политике городского экономического развития⁸.

Сильная отличительная черта проекта Бильбао — выбор городского и архитектурного дизайна, основанного на культурной политике международного масштаба. Она обеспечила беспрецедентный уровень проектной коммуникации на внешней сцене⁴. Бильбао — по крайней мере, в своих центральных районах — больше отнюдь не похож на описанный Хемингуэем «богатый, уродливый шахтерский город», и не упускает возможности заявить об этом⁵. Новое городское метро (все его станции спроектированы Норманом Фостером), международный аэропорт авторства Сантьяго Калатравы, новые мосты через реку Риа и небоскребы вроде башен-близнецов Атеа Арата Исодзаки или Башни Ибердрола Сесара Пелли, — все это были реализованные возможности обратиться к известным архитекторам, отголоски недавно созданного Фрэнком Гери Музея Гуггенхайма. Это настойчивое стремление к городскому дизайну, способному символизировать обновление Бильбао, сопровождалось масштабными преобразованиями портовой и транспортной инфраструктуры по всей речной дельте. Здесь зарождались взаимодействия архитекторов и инженеров.

Город Бильбао впечатлил мир скоростью, с которой он достиг постиндустриального переворота в сочетании с интернационализацией проектов городского планирования³. Всего через 11 лет после закрытия верфей Эускальдуна в 1986 году — самого симптоматичного события кризиса, затронувшего весь производственный и портовый сектор в районе Дельты — новейший на тот момент музей Фонда Соломона Р. Гуггенхайма открыл свои двери там, где раньше была обширная городская пустошь.

«Фантазия о Бильбао» или успешное сочетание экономики и культуры в градостроительстве

8 Vivant, E. Du musée-conservateur au musée-entrepreneur // Téoros. Vol. 27. no. 3 (2008). PP. 43–52.

7 Masboungi, A. Op. cit. P. 104.

6 Rodrigues-Malta, R. Une vitrine métropolitaine sur les quais, villes portuaires au sud de l’Europe // Annales de la recherche urbaine. 97 (2004). PP. 92–101.

5 Masboungi, A. Bilbao, la culture comme projet de ville. Paris : Éditions de la Villette, 2001.

4 Павильон Бильбао на Экспо в Шанхае в 2010 году можно было бы считать самым примечательным аспектом этой международной коммуникации по поводу городских преобразований.

3 В 2004 году в рамках Венецианской биеннале Бильбао был удостоен приза Citta D’Acqua («Город на воде») за лучший городской проект в мире, а также европейской награды в области городского и регионального планирования.

Решения о форме управления городскими проектами, необходимые для осуществления работ на острове Нант, иногда были несколько колеблющимися. Миссия Иль-де-Нант—Рив-де-Луар, связанная с рабочим департаментом городского сообщества¹¹, быстро выявила подводные камни такого типа управления проектами, полностью сосредоточенного на местных властях и организованного ими же. Главный из них — большая степень инерции при выполнении конкретных действий. Поэтому было принято решение передать управление проектом на аутсорсинг государственно-частной компании SAMOA (Société d’Aménagement de la Métropole Ouest-Atlantique, «Западно-атлантическое общество городского управления»), которая тем не менее имела прочные связи с местными властями. Используя форму управления по образцу Бильбао, считавшуюся способной создать коллективную, обоюдную динамику среди всех заинтересованных сторон, Нант в конечном счете стал известен как город «лучших практик»¹² — особенно в области градостроительства.

В результате этого опыта, к экспертизе Пабло Отаолы, директора Бильбао Риа 2000, неоднократно обращались участники проекта Нанта. Он был востребован до такой степени, что стал особо приглашенным гостем на различных конференциях по планированию, организованных или принимаемых в городском округе Нанта. Точно так же визит в Бильбао стал необходимой поездкой для любого молодого руководителя или консультанта, желающего работать над нантским проектом.

Бильбао также представлял собой утверждение политического выбора и его выражение с помощью новых инструментов планирования и управления городскими проектами. Бильбао Риа 2000, специальная открытая компания, полностью посвященная преобразованию ключевых секторов города, — это инструмент управления проектами, сильно повлиявший на выбор должностных лиц и планировщиков из других городов за счет своей стратегической и операционной эффективности. Кроме того, управление проектом сыграло ключевую роль в объединении заинтересованных сторон общественности Бильбао⁹ в условиях интенсивной политической конкуренции. С оперативной точки зрения компания была предназначена для восстановления земель в обветшалых районах или в упадочных промышленных зонах в пределах городского центра Бильбао. Земля, переданная в Бильбао Риа 2000 ее акционерами, позволила компании получить значительную прибыль при перепродаже девелоперам. Особенно это касается набережной реки Абандойбарра и окружностей Музея Гуггенхайма. Эта прибыль позволила Бильбао Риа 2000 внедрить серию трудоемких мер в "менее прибыльных" районах¹⁰.

12 Devisme, L., Dumont, M., Roy, É. Le jeu des ‘bonnes pratiques’ dans les opérations urbaines, entre normes et fabrique locale // Espaces st Sociétés. Vol. 4. no. 131 (2009). PP. 15–31.

11 Городское сообщество (Nantes Métropole) — это межмуниципальный орган, который координирует стратегические действия на всей территории Нантского городского округа (состоящего из 24 муниципалитетов с общей численностью населения почти 600 000 жителей).

10 Chadoin, O., Godier, P. and tapie, G. Du politique à l’œuvre : Bilbao, Bordeaux, Bercy, San Sebastián. Systèmes et acteurs des grands projets urbains et architecturaux. La Tour-d’Aigues: Éditions de l’Aube, 2000.

9 La Maîtrise d’ouvrage urbaine. Réflexions sur l’évolution des méthodes de conduite de projets à partir des travaux du Club ville-aménagement. Ed. J. Frébault. Paris : Le Moniteur, 2005.

В Нанте критиковали не решение о строительстве музея как такового, а скорее то, как он будет финансироваться и сосуществовать с местным контекстом. С одной стороны, Фонд Гуггенхайма не обращался к Нанту с какими-либо предложениями, и астрономические расходы на строительство такого общественного объекта не могли быть покрыты местными властями города. С другой, перспективы реконструкции района с помощью музея неизбежно потребовали бы компромисса с местными фондами культурного наследия. Это потребовалось бы для защиты промышленной и портовой памяти района, ранее бывшего оплотом рабочего класса. Это обстоятельство снизило уверенность городского совета в потенциальной международной привлекательности такого проекта.

Одной из главных особенностей проекта в Нанте остается его непокорность идее создания ключевого, архитектурно выдающегося сооружения, и в частности идее о том, что это должен быть музей. «Когда мы спросили Нант, каким может быть флагманский объект, — вспоминает бывший член городского совета, отвечающий за культуру, — все тут же представляли себе Гуггенхайм или Центр Помпиду, и мы решили, что это именно то, что не нужно делать. В конечном счете самая замечательная, рожденная очень специфическими причинами черта Нанта — в том, что проявления культуры всегда исторически предшествовали институтам и местам, где они размещались» (из интервью от 1 октября 2008 года).

Повсеместная реализация проекта Бильбао привела к тому, что заинтересованные стороны в Нанте если и не подражали ему, то, по крайней мере, старались ассимилировать как можно больше его аспектов. Однако нантские разработки все же отличались и перечнем, и собственно содержанием. Участники проекта Нанта спровоцировали появление «фантазии о Бильбао», за которой последовал «синдром Бильбао»; последний характеризовался, в частности, вопросом об идентичности города, возрождающегося из сборища разрозненных и деконтекстуализированных архитектурных особенностей. Почти 10 лет разделяют эти два проекта, и критики «модели Бильбао» уже успели осудить коммодификацию города, несущую за собой стандартизацию архитектуры и культуры вообще. Эти критические замечания, осуждающие феномены «МакГуггенхайма» и «Эускодиснея», первоначально возникли в академической среде¹³, но быстро были взяты на вооружение и в сфере градостроительства.

«Синдром Бильбао» или проблемы определения уникальности Нантского проекта

13 Zulaika, J. Crónica de una seducción : el Museum Guggenheim Bilbao. Madrid : Nerea, 1997.

Выбранный в качестве флагманского объект для Иль-де-Нант не был, в конечном счете, музеем в смысле архитектурной и городской иконы, а скорее комбинацией нескольких проектов. Голосуя за «Les Machines de l’ile» («Машины острова»), члены городского совета поддержали игривый, творческий, культурный и туристически ориентированный проект. И действительно, присутствие фантастических, полностью проработанных машин высотой в несколько метров, управляемых уличной театральной компанией Royal de Luxe, стало ключевой особенностью города с 1990-х годов и было описано в экспертных заключениях как оригинальная возможность развития культурного и туристического потенциала острова Нант. Эти заполнившие Иль-де-Нант машины позволили улучшить некоторые объекты и в целом нашли отклик в предлагаемом проекте развития всего острова. Например, в ходе перестройки участка Неф-де-Луар — бывших лодочных мастерских — возникло новое пространство для установки Большого Слона (первой «островной машины»), его посадочных пунктов и мастерских, где конструируются механические животные. Этот участок также обладал значительным потенциалом для проведения других творческих и культурных мероприятий. В этом смысле склады Неф-де-Луар и заключенная в них культурная среда резко контрастируют с тем показным архитектурным жестом, который обычно ожидается от проектов такого рода. Что же отличает проекты Нанта от других? В первую очередь — сочетание защиты и укрепление портового и индустриального наследия региона с современными культурными предложениями. Кроме того, они получили единодушное одобрение местных заинтересованных сторон, что также помогло уладить споры о наследии между бывшими рабочими верфи и культурными активистами¹⁴. Здесь городской маркетинг основан на продвижении событийной культурной политики (с ежегодными фестивалями и инновационными мероприятиями вроде Эстуарской биеннале современного искусства или, начиная с 2010 года, летней культурной прогулки по городу Voyage à Nantes). Эта политика совпала с этапом реализации проекта Иль-де-Нант и стала основой для коммуникационных кампаний, передающих специфику городского центра Нанта. Как и в других городах, инвестиции в символическую политику, приносящую быстрые результаты при относительно низких затратах, завоевали в Нанте одобрение как чиновников, так и профессионалов.

Ссылка на Бильбао с точки зрения культурной трансформации территории была ключевым источником вдохновения для проекта Иль-де-Нант. Однако впоследствии разговоры о «синдроме Бильбао» вынудили планировщиков переключить фокус внимания на определение оригинальности проекта Нанта, что привело к политическому повороту в отношении понятия «главенствующего объекта». В этот момент городские советники и планировщики направили свою энергию на то, чтобы сделать проект Нанта действительно выдающимся и показать городские преимущества в самом выгодном свете.

14 Nicolas, A. Usages sociaux de la mémoire et projet d’aménagement urbain. Les héritages industriels et portuaires à l’épreuve du projet de l’île de Nantes. PhD thesis. Université de Nantes, 2009.

Осмысление обновленных городских аналогов планировщиками и разработчиками остается отправной точкой для размышлений не только о создании и распространении моделей городской регенерации, но и о нарративах, лежащих в их основе.

Возвращаясь в Бильбао в 2014 году, можно с удивлением обнаружить новый метод градостроительства, сильно отличающийся от грандиозных ранних вариантов. В долгосрочной перспективе некоторые события были остановлены крупномасштабным финансовым кризисом, уступая другим явлениям вроде временного размещения «молодых творческих специалистов» в заброшенных помещениях. Сформировалась новая чувствительность к памяти о местности и в частности ее промышленном наследии, а также новые практики консультаций и мобилизации резидентов. Так обстоит дело, например, в бывшем промышленном полуостровном районе Зорротзаурре, расположенном немного ниже по течению от центра города вдоль реки Риа. Его генеральный план, разработанный Захой Хадид в 2004, был почти остановлен в 2007 году и с тех пор претерпел ряд поправок. Заинтересованные стороны в Бильбао, критически настроенные к решениям 1990-х годов и чувствительные к опыту других городов, в настоящее время инициируют городские стратегии, более подходящие для экономического контекста, явно ограничивающего их маневренные возможности в рамках городского планирования.

Профессионалы, работавшие над проектом в Нанте, могли позволить себе роскошь наблюдать за более опытным местом — в данном случае Бильбао — и за тем, как вышеупомянутые экономические и городские преобразования происходили там. Это наблюдение было построено одновременно на признании, ассимиляции, наследии, фантазии, критике, отвержении и интеграции этих «других» проектов в «собственный». Эта диалектика подражания и уникальности, фантазии и болезненного синдрома в контексте наблюдений за прошлыми проектами раскрывает готовность заинтересованных сторон заявить о специфике своего города через специфику своего городского проекта.

Проект в Нанте, стартовавший почти через 10 лет после своего баскского аналога, несомненно, является частью наследия широко обсуждаемого проекта Бильбао. Бильбао был для Нанта городской лабораторией. Отношения между Нантом и Бильбао имеют смысл, если рассматривать их в контексте исторической линейности, а не в контексте противопоставления двух изолированных и несвязанных моделей. Местный масштаб позволяет нам понять противоречия и переговоры, которые привели к территориальным и экономическим преобразованиям. Однако для понимания мотивов, стоящих за тем или иным выбором, необходимо изучить над-местный уровень, то есть циркуляцию городских элит и распространение их отличительных методов градостроительства.