Кристиан Вике, Стефан Бергер и Яна Голомбек

[…]

Региональная идентичность понимается здесь с конструктивистской точки зрения² — она представляет скорее общественную репрезентацию, а не идентификацию отдельной личности, которая потребовала бы проведения опросов и интервью. Подобно нациям³, регионы сформированы с помощью ряда культурных практик, которые отдельные личности воспринимают подсознательно и в режиме повторения⁴. Для регионов, так же, как и для наций, жизненно важно иметь собственную историческую культуру, чтобы узаконить свое существование в качестве пространственных и институциональных идентичностей⁵. Таким образом, те, кто рассказывают свою «историю», играют определяющую роль в формировании и поддержании своей территориальной идентичности. «Изобретение традиции» происходит быстро, особенно во времена переходного периода⁶. Переход от тяжелой промышленности к более диверсифицированной экономической структуре в Рурском регионе занял около 60 лет, то есть с первого угольного кризиса 1958 года по настоящее время⁷. Хотя регион постепенно превращается во что-то новое, он по-прежнему сильно зависит от памяти индустриальной эпохи.

Рурский регион — бывшее промышленное сердце Германии. Он образовался как своеобразный конгломерат постиндустриальных городов с общим населением более 5 миллионов человек, которые являются свидетелями десятилетий структурных преобразований в регионе. Индустриализация, за которой последовала быстрая урбанизация, сформировала Рурский регион как географическую единицу только в конце XIX века. В течение 150 лет в регионе преобладали угледобывающая и сталелитейная промышленности, но в 2018 году последняя угольная шахта закроется, а сильно уменьшившаяся сталелитейная отрасль находится в глубоком кризисе. Длительная история тяжелой промышленности региона скоро останется только в памяти, но воспоминания об этом прошлом уже стали серьезной проблемой. Регион может опираться лишь на свое индустриальное прошлое, чтобы сформировать единое целое, а совокупность идентичностных характеристик региона ограничивается индустриальным наследием, которое только усиливалось в течение всего двадцатого века. Эта статья разбирает примеры различных факторов, которые сформировали подобное наследие за последние полвека. Статья проанализирует исторический воображаемый пейзаж¹ Рурского региона и его разнообразные, но преимущественно индустриальные образы. Также в статье мы порассуждаем на тему того, как наследие региона способствует формированию памяти о прошлом и представлению о будущем.

Введение

7 Goch, S. Betterment without Airs: Social, Cultural and Political Consequences of De-industrialization in the Ruhr // De-industrialization: Social, Cultural and Political Consequences. Eds. Altena, B. and Linden, M. van der. Cambridge University Press, 2002. PP. 87–111.

6 The Invention of Tradition. Eds. Hobsbawm, E. and Ranger, T. Cambridge University Press, 1983.

5 Tagil, S. Regions in Central Europe: The Legacy of History. West Lafayette: Purdue University Press, 1999.

4 Billig, M. Banal Nationalism. London: Sage, 1995.

3 Anderson, B. Imagined Communities: Reflections on the Origins and Spread of Nationalism. London: Verso, 1991.

2 Paasi, A, The institutionalization of regions: a theoretical framework for understanding the emergence of regions and the constitutions of regional identity // Fennia. 164 (1986). PP. 105–116.

1 Термин mindscape был использован Даи Смит, чтобы описать пролетарскую идентичность угледобывающего региона Южного Уэльса. В связи с конструированием наследия в деиндустриализируемом регионе термин используется в: Berger, S. Von ‘Landschaften desGeistes' zu ‘Geisterlandschaften': Identitatsbildungen und der Umgang mit industriellen Erbeim sudwalisischen Kohlerevier // Mitteilungsblatt des Instituts fursoziale Bewegungen. 39 (2008). PP. 49−65.

Основной причиной неспособности сконструировать более критическую историческую культуру Рурского региона была постоянная попытка ревалоризировать деиндустриализированный регион, включая его индустриальное наследие. «Рурский регион — хороший пример того, что структурные изменения могут быть сознательно спроектированы и осуществлены посредством работы с памятью», — утверждал Йорн Рюзен¹². В то же время мы согласны с возможной опасностью, о которой говорит Рюзен, того, что «исторические условия и связанная с ними актуальная жизнь людей в Рурском регионе могут исчезнуть в прекрасном облике эстетически сконструированных реликвий… Тень эстетического великолепия — это де-историзированное прошлое»¹³. Промышленное прошлое Рурского региона подвергалось растущей туристификации и, следовательно, тенденции к большей эстетизации, что привело к размыванию первоначальной концепции индустриального наследия¹⁴.

Дебаты по поводу Пейзажного парка олицетворяют проблемы памяти Рурского региона в репрезентации своего индустриального прошлого. Вольфганг Эберт, причастный к сохранению Дуйсбургского металлургического завода, был обеспокоен прославлением прошлого, вызванным ностальгией, и сентиментальным регионализмом (Heimattümelei — преувеличенная гордость за свой дом)⁸. В то время как центральным аспектом в дизайне парка было принято считать память, Сара Хеммингс и Мартин Кейгел утверждали, что «хотя следы экологического воздействия играют важную роль в объяснении индустриальных аспектов ландшафта, фактическая история этого места вынесена в отдаленное концептуальное пространство за пределы физического парка»⁹. В случае Пейзажного парка культурное перенаправление парка как объекта эстетического удовольствия — «не защита против забвения, а средство стереть прошлое из памяти»¹⁰. Эстетическая привлекательность стала важнее осмысления истории и политического пространства. Сложности рабочих в сталелитейной промышленности были замаскированы под растущую «индустриальную природу». Анна Шторм предположила, что это представляет собой упущенную возможность построить более критический мемориальный объект и познакомить публику с историей труда в сталелитейной промышленности, а также с разрушительным экологическим прошлым этого места¹¹.

14 О дебатах вокруг концепции индустриальной культуры см.: Denkmale des Industriezeitalters: von der Geschichte des Umgangs mit Industriekultur. Eds. Hassler, U. and Kierdorf, A. Tubingen: Wasmuth, 2000; Alte und neue Industriekultur im Ruhrgebiet. Ed. Gunter, B. Essen, 2010.

13 Ibid.

12 Rusen, J. Industriedenkmale und Geschichtskultur im Ruhrgebiet // Industriedenkmalpflege und Geschichtskultur. 2 (1998). P. 4.

11 Storm, A. Hope and Rust. Reinterpreting the industrial place in the late 20th century. Stockholm, 2008. P. 129.

10 Ibid. P. 253.

9 Hemmings, S. and Kagel, M. Memory Gardens: Aesthetic Education and Political Emancipation in the ‘Landschaftspark Duisburg-Nord’ // German Studies Review. 33. 2 (May 2010). P. 252.

8 Ebert, W. Industriegeschichte im Revier — lebendige Vergangenheit older Altlast? // Erneuerung des Ruhrgebiets. Regionales Erbe und Gestaltung fur die Zukunft. Eds. Durr, H. and Gramke, J. Paderborn, 1993. PP. 19–40.

На первом этапе важнее всего было просто сохранить промышленные здания и определить, почему их важно сохранить. Изменение восприятия и интерпретации индустриализации, а также ее культурного и социального влияния, в 1960-х годах заложило основу для сохранения и исследования памятников промышленности как материального наследия этой эпохи¹⁶. Эти памятники составляли только одну часть возникающего интереса к истории индустриального общества и это было показано в то время еще развивающимся понятием «индустриальная культура» (Industriekultur)¹⁷. Это понятие относится не только к индустриальному наследию, но и к интерпретации истории индустриальной эпохи. Герман Глейзер, глава по вопросам культуры города Нюрнберга тех лет, определил эту концепцию как «поворот к миру, который является порождением нашего общества»¹⁸. Глейзер воплотил свои идеи в Центре индустриальной культуры в Нюрнберге (основан в 1979 г.).

Концепция индустриального наследия постоянно меняется. Она определяется и переопределяется представлениями и дискуссиями о ценностях, поэтому понимание значения этой концепции требует тщательного изучения дискурса, который сложился вокруг ее построения¹⁵. Таким образом, необходимо поменять перспективу, с которой мы смотрим на индустриальное наследие Рурского региона, чтобы понять, как с этим наследием обращались в течение долгого периода времени, и какие аргументы были выбраны и почему. В концептуальной истории индустриальной культуры можно выделить три разных периода в отношении сохранения наследия в регионе: во-первых, спасение промышленных зданий и их переоборудование; во-вторых, объединение наследия, отмеченного Международной строительной выставкой Эмшер парк; и в-третьих, растущая туристификация и коммерциализация в преддверии номинации на звание культурной столицы 2010 года и после нее. Эти периоды были отражены тремя основными проблемами: во-первых, сохранить все что возможно; во-вторых, разработать концепции будущего использования; и в-третьих, сохранить актуальность в будущем. Более тщательный анализ использования и интерпретации индустриального наследия, особенно на третьем этапе, раскрывает подводные камни современной индустрии наследия Рурского региона.

18 Glaser, H. Industriekultur und Alltagsleben. Von Biedermeier zur Postmoderne. Frankfurt a.M., 1994. P. 8.

17 Dopcke, I. Neue Nutzung alter Lasten? Zum Begriff der ‘Industriekultur’ und seinem Gebrauch im Ruhrgebiet // Forum Industriedenkmalpflege und Geschichtskultur. 2005. Heft 1. P. 29.

16 Denkmale des Industriezeitalters. 2000.

15 Smith, L. Uses of Heritage. London: Routledge, 2006; Storm, A. Op. cit.

Строительство пейзажного парка, который обсуждался выше, и разработка «Маршрута индустриальной культуры», о котором мы поговорим ниже, стали двумя важными шагами на пути к туристификации и коммерциализации регионального наследия, формируя переход к третьему периоду. Индустриальное наследие Рурского региона на этом этапе стремилось к процессу «ивентизации», который был уже заметен на Западе: развлекательные мероприятия (ивенты) стали считаться «культурой»²⁷. В ходе этого процесса, как предупредил нас Тим Эденсор, «социальная память [была] сформирована посредством усиления меркантилизации и медиализации», «законодатели и эксперты воссоздают исторические образы, относящиеся к конкретным идентичностям» и различным «процессам, посредством которых прошлое было одновременно стёрто и (ре)продуцировано индустрией наследия»²⁸.

Переход от первого ко второму периоду характеризовался растущей уверенностью исследователей, работающих над индустриальным наследием. Такие публикации как «Каменный Прометей» (Der steinerne Prometheus)²², «Соборы Труда» (Kathedralen der Arbeit)²³ и «Миф и современность» (Mythos und Moderne)²⁴ ознаменовали фазу объединения, когда акцент сместился с того, что можно было сохранить, к вопросу о том, как индустриальное наследие может быть использовано для создания региональной идентичности и для восполнения структурных изменений²⁵. Более широкое признание индустриального наследия заложило основу для этого развития. Международная строительная выставка Эмшер парк с 1989 года стала важным шагом для объединения промышленного наследия в качестве инструмента ревитализации Рурского региона. Эта десятилетняя программа не только обеспечила большой генеральный план восстановления Рурского региона и его окружающей среды, но и заложила основу для туристической коммерциализации индустриального наследия. Индустриальное наследие Рурского региона должно было иметь значение в мировой экономике и поспособствовать восстановлению экономики региона²⁶.

Деиндустриализация открыла новые возможности для историографии Рурского региона и подстегнула дальнейший интерес к его региональной истории¹⁹. Новая социальная история и движение «История снизу» 1970-х годов критически относились к существующему положению и поддерживали ревитализацию индустриальных памятников и их превращению в индустриальные музеи. Используя методы устной истории, новые музеи начали рассказывать о рабочих и их повседневной культуре тех времен, следуя девизу «копай там, где стоишь». Новая социальная история и история повседневной жизни отличали индустриальный музей от традиционного музея техники, а также краеведческого музея (Heimatmuseum)²⁰. В контексте активизма нового социального движения тех времен, критически настроенные интеллектуалы придерживались более урбанистического и социально-исторического подхода к защите памятников. Они не только стали ключевыми игроками регионального движения по сохранению, но и поддержали инициативы рабочих на низовом уровне в их борьбе против программ городского обновления, созданных социал-демократическим правительством, в рамках которых планировалось снести и приватизировать исторические поселения шахтеров²¹. Подобная критическая историческая культура, однако, не просуществовала долго.

28 Edensor, T. Industrial Ruin: Space, Aesthetics and Materiality. London: Bloomsbury, 2005. P. 126.

27 Zukin, S. Landscapes of Power: From Detroit to Disney World. Berkeley: University of California press, 1991. P. 253.

26 Hospers, G.-J. Industrial heritage tourism and regional restructuring in the European Union // European Planning Studies. 10. 3 (2002). P. 401.

25 Blotevogel, H. Vom Kohlenrevier zur Region? Anfange regionaler Identitatsbildung im Ruhrgebiet // Erneuerung des Ruhrgebiets. PP. 47–52; Heinemann, U. Industriekultur: Vom Nutzen und Nachteil fur das Rughgebiet? // Forum Industriedenkmalpflege und Geschichtskultur. 1 (2003). PP. 56–58.

24 Hober, A. and Ganser, K. Industriekultur, Mythos und Moderne im Ruhrgebiet. Essen, 1999.

23 Ebert, W. Kathedralen der Arbeit: Historische Industriearchitektur in Deutschland. Tubingen, 1996.

22 Der steinerne Prometheus. Industriebau und Stadtkultur: Pladoyer fur eine neue Urbanitat. Eds. Beaugrand, A. et al. Berlin, 1989.

21 Projectgruppe Eisenheim, Rettet Eisenheim. Gegen die Zerstorung der altesten Arbeitersiedlung dies Ruhrgebietes. Bielefeld, 1972; Wicke, C. Urban movement a la Ruhr? The Initiatives for the Preservation of Workers’ Settlements in the 1970s // Contested Cities in an Era of Crisis: Italy and West Germany during the 1970s. Eds. Baumeister, M., Schott, D. and Bonomo, B. Frankfurt, 2017.

20 Industrie- und Technikmuseen im Wandel. Standortbestimmungen und Perspektiven. Eds. Hartmut, J. and Mazzoni, I. Bielefeld, 2005.

19 См.: Faulenbach, B. and Jelich, F. Literaturwegweiser zur Geschichte an Ruhr und Emscher. Essen, 1999.

Клаус Леггеви справедливо критиковал эти маркетинговые кампании, говоря, что они превратили индустриальную культуру региона в «индустрию культуры» вместо того, чтобы продолжать необходимые экологические преобразования в регионе³⁴. Ультрасовременный художественный фестиваль Рур-триеннале не смог расстаться с очень высоким самомнением, развитым в результате рурского дискурса об индустриальном наследии последних лет³⁵. Фестиваль вместо этого узаконивает себя, требуя уравнивающую функцию для процессов деиндустриализации, которые угрожали региональной идентичности Рурского региона. Йохан Симонс, нынешний директор фестиваля, заявил в 2015 году, что «идентичности» Рурского региона угрожает «вакуум», который необходимо заполнить. Идентичность региона основывалась на труде рабочего класса, который теперь не нужен. Для Симонса исполнительские искусства в объектах индустриального наследия, стали решением этой проблемы. Голландский художник подчеркнул свое собственное прошлое выходца из рабочего класса и проистекающее из него глубокое понимание людей и их культуры в Рурском регионе.

Культурная столица 2010, под девизом «Изменения через культуру — культура через изменения», проводила маркетинговую кампанию, в которой указала на экономическое стремление превратить Рурский регион «из мифа в бренд»³³. Однако мифология и маркетинг не обязательно являются противоположными понятиями. Создание тропы индустриального наследия впоследствии ознаменовало начало коммодификации Рурского наследия: «носитель образа региона, символ идентификации туристического объекта»³⁴.

По словам Вольфганга Эберта, «тропа индустриального наследия Рурского региона являлась, вероятно, самым амбициозным проектом индустриального туризма»²⁹. Этот проект сыграл решающую роль в структурировании туристического пространства Рурского региона, выступая в качестве «опоры туристической эксплуатации и маркетинга Рурского региона». Эберт выяснил, что «места промышленного наследия играют важную роль в качестве уникального торгового предложения», и призвал к «туристической оценке этого индустриального ландшафта, особенно в смысле трансформации его образа»³⁰. В связи с этим возникло несколько закрытых акционерных компаний, занимающихся маркетингом индустриального наследия Рурского региона: «Проект Рур», как преемник Эмшер парка, созданный для выполнения последующего генерального плана по отдельным туристическим объектам, «Культура Рура» для разработки культурных предложений, актуальных для индустрия туризма, а так же «Рур-триеннале»³¹ и «Туризм Рурского региона» в качестве операционной основы для маркетинга региона³². Кульминацией этих усилий можно считать номинацию региона на звание «Культурной столицы Европы» в 2010 году.

36 Prossek, A. Op. cit.

35 Leggewie, C. Kulturhauptstadt wozu? // Die Zeit. 7 October 2010.

34 Boldt, K. and Gelhar, M. Das Ruhrgebiet. Landschaft — Industrie — Kultur. Darmstadt, 2008. P. 75.

33 Frohne, J. et al. RUHR — Vom Mythos zur Marke: Marketing und PR fur die Kulturhaupstadt Europas RUHR. 2010. Essen, 2010.

32 Ebert, W. Op. cit. P. 27f.

31 Prossek, A. Zwischen Kitsch und Kathedralen: die Ruhrtriennale und das Ruhrgebiet // Themenorte. Eds. Flitner, M, und Lossau, J. Munster, 2005.

30 Ibid. P. 26.

29 Ebert, W. Strategien und Konzepte fur eine nachhaltige Entwicklung des Tourismus zu Zielen der Industriekultur // Tourismus und Industriekultur. Vermarktung von Technik und Arbeit. Ed. Schwank, J. Berlin, 2004. P. 25.

Но проект «Искусство Эмшера», который удостоился гораздо меньшего внимания, чем «Рур-триеннале», выглядит очень обнадеживающе. Этот проект сопровождает превращение крупнейшего в Европе сточного канала Эмшер обратно в нормальную реку — пространство для отдыха людей и для существования биологического разнообразия. С конца XIX века в реку Эмшер выводился открытый канал для сточных вод, так как из-за добычи угля было невозможным сконструировать подземную канализацию. В рамках процесса подготовки международной строительной выставки Эмшер парк было решено построить систему подземных трубопроводов и очистить «реку» до ее изначального состояния. Арт-проекты в рамках «Искусства Эмшера», построенные вдоль очищенных и старых водосточных частей реки с 2010 года, позволяют предположить, что в Рурском регионе снова возможно критическое и инновационное индустриальное наследие. Например, в 2016 году арт-инсталляция швейцарского художника Романа Зингера «Анализируй», расположенная рядом с исторической электрической подстанцией Реклингхаузен, проанализировала оставшиеся ядовитые элементы в воде реки Эмшер, параллельно исцеляя ее чистой водой. В нескольких метрах ниже по течению датская арт-группа Superflex установила «Фонтан сточных вод». Группа пишет на своем веб-сайте: «этим произведением Superflex задает вопрос, не теряется ли некая важная часть при очистке промышленной версии реки Эмшер. Может быть эта плохо пахнущая и потенциально опасная для здоровья река учит нас основам человеческой цивилизации — той части, которая теряется в процессе очищения реки».

Идентичность Рурского региона опирается на мощный образ его неотъемлемого индустриального прошлого. К какому бы образу мы ни обратились, индустриальное прошлое всегда здесь. Политическая культура рейнского капитализма позволила создать обширный ансамбль объектов индустриального наследия, не похожий ни на один другой промышленный регион в мире. Однако в последние десятилетия Рурский регион в значительной степени не смог продолжить развивать критическую историческую культуру движения индустриального наследия 1970-х годов. Конечно все зависит от жителей Рурского региона и того, что они делают со своей захватывающей историей и как они будут преподносить свое наследие в будущем. Хотят ли они жить с исторической культурой согласия, а не инакомыслия, и достаточно ли они сильны, чтобы допустить региональную идентичность, которая не основана на позитивных и ностальгически заряженных рассуждениях об индустриальном прошлом их региона. Индустриальное наследие как объект туризма и бизнеса подвергается опасности вымарывания истории. Однако мы полагаем, что оно также имеет потенциал для просвещения общественности, для становления частью критической исторической культуры, позволяющей думать об урбанизме, условиях труда и изменениях окружающей среды индустриальной эпохи, не прибегая к самовосхваляющим мотивам.

Заключение